– Кто сделал всё это? – спросил Рено, и удивительная мысль пришла в его голову: Быть может, господь столь озабочен украшением и прославлением вертограда своего, что забыл о земле, изнывающей без его милостей. Значит, надо напомнить создателю о земной скудости.

Рено ускорил шаг, ему казалось, что он стоит на месте, но огненные стены становились всё ближе, вздымаясь на недостижимую высоту, и вот, наконец, Рено добрался к их подножию.

Здесь он первый раз остановился в затруднении: дверей не было.

Врата были словно нарисованы на стенах струящимся пламенем, пройти сквозь них Рено не мог. Растерявшись, он стоял, не зная, как быть дальше.

Тут-то и подошёл к Рено Ангел. Настоящий Ангел в одеянии из снежно-белого виссона, с огромными изогнутыми крыльями за спиной и прозрачным нимбом вокруг головы.

– Мюжик! – произнёс Ангел, – Что ты здесь делаешь?

Рено, уже готовый пасть ниц, при этих словах медленно выпрямился и, глядя в знакомое лицо, проговорил:

– Прошу прощения за дерзость, господин Ангел, но мне нужно попасть во дворец.

– Ты подл и грязен, – промолвил Ангел, – ты даже не можешь правильно обратиться к благородному духу…

– Я всё понял, господин Д'Анжель, – перебил Рено.

Он поклонился так низко, что Ангел не мог видеть, что он делает, и, нащупав монету там, где куртка протёрлась всего сильнее, дёрнул. Выпрямившись, он показал Ангелу поблёскивающий золотой. Ангел попытался выхватить его, но Рено был наготове и мгновенно зажал кулак.

– Золото будет вашим, – твёрдо сказал он, – как только я смогу поговорить с богом.

– Мерзавец! – прошипел Ангел. – Понимаешь ли ты, что стоит мне позвать силы небесные, и ты будешь ввергнут в ад?

– А деньги достанутся кому угодно, но только не вам, – закончил Рено.

– Негодяй! – великолепное лицо Ангела исказилось гримасой. Потом он, словно отряхивая что-то, похлопал крыльями и презрительно бросил: – Ступай за мной.

– Они прошли через раскрывшуюся стену, и Ангел повёл Рено по блестящим коридорам небесного дворца. Медные скобки на башмаках Рено звонко цокали по бриллиантам, устилавшим пол.

– Не думай, что ты подкупил меня, – не оборачиваясь говорил Ангел. – Я беру эти деньги потому, что мне нужно поддерживать достойный образ жизни. Древностью я равен Архангелам, я создан в один миг с ними. Чтобы стать Архангелом, мне недостаёт только золотого нимба. К сожалению, на небесах есть всё, кроме золота…

Рено не слушал. Он шёл за Ангелом, кроша каблуками бриллианты, шёл, уже зная, что его опять обманули, и всё-таки шёл, чтобы пройти путь до конца. Глаза застилал кровавый туман бешенства, он мешался с небесной дымкой, превращая её в гадкую коричневую зелень. Вновь нахлынуло ощущение, что это не в первый раз, но теперь Рено знал, когда так было.

Они остановились возле занавеси из прямых разноцветных лучей, и Ангел прошептал:

– Господь там. Давай золото…

Рено осторожно выглянул. Стены из сапфиров и кованного серебра окружали, казалось, целую площадь. Витые колонны из лилий и нарциссов поддерживали теряющийся в высоте купол. Зал был полон небесных духов. Серафимы, Силы и Херувимы окружали престол владыки. Господь восседал на троне, – Рено сразу узнал его, он был очень похож на изображения в храмах, только остроконечная бородка по-модному загнута вперёд.

– Деньги давай! – просипел Ангел.

Рено оттолкнул его и, отдёрнув взвихрившуюся северным сиянием занавеску, выбежал на середину зала.

Его появление было подобно камню, врезавшемуся в гладкую поверхность цветущего пруда. И как ряску раскидывает от упавшего камня, так духи отшатнулись от человека, и Рено один очутился напротив бога.

Десятки раз за своё долгое путешествие Рено представлял, как он припадёт к ногам спасителя, как вместе с рыданием вырвется из его груди крик: «Господи!», и как остановятся на нём обжигающие и бесконечно добрые глаза.

Казалось, сбылись все мечты, он стоял перед богом, но то ли слишком много прошёл он по земле, или слишком долго жил свободным человеком, но колени не сгибались, а глаза, видевшие бездну неправды, не опускались ниц. Рено стоял, широко расставив ноги, и прямо смотрел в лицо вседержителя.

– Ты видишь, – сказал он наконец, – ты всё видишь и знаешь, а мы на земле темны и немощны разумом…

При первых звуках человеческого голоса сидящий на престоле вздрогнул, брови его изумлённо поползли вверх.

Рено говорил, сначала глухо, потом всё громче и твёрже:

– Я пришёл, чтобы спросить тебя: «Почему?» Почему умирают дети, даже безгрешные младенцы? Почему на свете так много злых, ведь ты создал всех, значит, и их тоже. Зачем голод и мор, для чего костры и убийства? Страшно жить в царстве твоём, господи!

Наконец тот, к кому обращался Рено, сумел, ухватившись скрюченными пальцами за подлокотники, встать. Рено замолк, почувствовав вдруг, какая глубокая, сверхъестественная тишина повисла вокруг.

– Это же… – растерянно произнёс господь, – это же прямо, я даже не знаю что… Откуда ты взялся? Что тебе надо?

– Господи, крик мой – вопль всей земли…

– Так и вопили бы себе внизу. Места что ли мало? Ох, знал я, что и сюда доберётесь, настырное племя! А ты подумал, для этого ли я спускался на землю, для того ли проповедовал смирение, муки принимал? Понимаешь ли ты, – голос его сорвался, – что трое суток моей вечности пришлось отдать страданиям! Взгляни, шрамы ещё можно рассмотреть. А как безбожно скучно там! Но я терпел! И велел терпеть вам. Меня никто не заставлял, я сам пошёл на это, чтобы вы, мужичьё, серое быдло, жили смирно, повиновались власти, ибо власть есть опора, чтобы не лезли грубыми лапами куда не просят. Какое мне дело до ваших хвороб? Лучше всего было бы, чтобы все вы передохли, да только тогда работать будет некому. Ах, непокорные скоты! Почему ты здесь, а не на барщине? Когда последний раз платил десятину? Забыл?! Богу – богово, – говорю я, – а кесарю – кесарево.

– А людям? – спросил Рено.

На минуту вновь воцарилась тишина, потом господь уверенно и даже с некоторым удовлетворением заключил:

– Еретик. А может, и вовсе безбожник. Ты подумал, на что покусился? Ведь на том мир стоит! – Бог пожевал губами и уже тише добавил: – Откуда иначе у имущих богатства возьмутся?